Зона подтопления
Длинный рассказ. Не всем будет интересно.
В девятом классе я учился в сельской школе. Это было село Кеуль... сложно объяснить где оно, а для моего рассказа местоположение крайне важно.
В общем так, про Братск вы может быть слышали, это в Иркутской области, трудовой героизм там всякий, первопроходцы и первостроители, вот это вот всё. Так вот, ниже по течению Ангары на двести пятьдесят километров, ещё одна, Усть-Илимская ГЭС, ещё громаднее, ещё мощнее, тоже вся из себя ударная, таёжная, и по-сибирски величественная и суровая. Ангара там зимой течёт, как расплавленный свинец - на воду смотреть жутко, страшное дело.
Ещё километров на пятьдесят вниз по течению, было маленькое глухое сельцо, где жили староверы, собственно Кеуль. Три фамилии в основном, Зарубины, Анучины и Анкудиновы. Возле него, в совершенно суровой глуши, построили совхоз "Кеульский", и со временем именно он остался единственным селом с таким названием. Старый, истинный Кеуль, постепенно стал выселками, вымер, высох, лишившись потомков староверов, разбревшихся по всему СССР.
В новом же, совхозном селе, жизнь тогда кипела и бурлила. Отец, в должности начальника передвижной мехколонны, строил ферму крупнорогатого скота, а меня определили в тамошнюю школу. Школа была деревянная, двухэтажная, и мне сразу, в качестве прописки, набили там морду. Впрочем, для рассказа это уже неважно. Еще километров на пятьсот ниже Кеуля по течению Ангары, было такое место под названием Богучанские пороги.
На них, ещё пятьдесят лет назад, планировалось возвести последнюю электростанцию Ангарского каскада - БоГЭС. Однако, отложилось перестройкой и девяностыми в долгий ящик. Но когда рвануло Саяно-Шушенскую ГЭС, Богучаны, заброшенные лет на сорок, вдруг понадобились, и ГЭС таки достроили. Кеуль, и еще десяток деревень, и даже часть Усть-Илимска, попали под затопление новым, Богучанским водохранилищем.
Само собой, никто ж людей не бросил, стали их расселять, вывозить, выделять жильё по специальной программе. Когда вывезли человек девятьсот из тысячного населения, вдруг выяснилось - у оставшейся сотни нет никаких прав собственности, прав на жильё, а у части народу и с документами-пропиской полная лажа. То есть, им вообще ничего не полагается. А деревню надо сносить - водохранилище наполняется, вода идет к Кеулю.
Понятно, руководство приехало, телевидение, фотографы, и целый омбудсмен из Иркутска. Кладбище непутём переносили - вначале бульдозером раскатали в хлам, а после хватились, вишь, как-то не по-людски выходит, давай в красивые ящички упаковывать, уже в химзащите, в респираторах и с полицией.
И в разгар всего этого катаклизма выяснилось: вода до Кеуля не дошла. Только приблизилась.
Всё остановилось. А тётя Катя Зарубина, говорят, померла от инсульта. И ещё другие переехавшие старики - то ли от старости, то ли от тоски, то ли просто пора, кое-кто и усоп. В Иркутске, в Усть-Илимске, в прочих местах.
И теперь неизвестно: затопит Кеуль, или нет. Но люди там все равно, ещё живут. Податься им некуда, а тут обжитое, согретое, домашнее место. Богучанское водохранилище продолжает заполняться, это история на несколько лет, чай не ванну налить.
Что делают? Картошку сажают, капусту, рыбу ловят - хариуса, налима и тайменя. Места богатые, слово "кеуль" в переводе с эвенкского означает "грязный". То есть, там хороший таёжный чернозём, но эвенкам-охотникам одно слово - грязь. Уже и нету их там, эвенков.
Мне-то, положим, всё равно, я теперь в Крыму живу, на берегу Чёрного моря. Просто учился там, в Усть-Илимске работать начал, строил ЛПК - лесопромышленный комплекс с целлюлозно-бумажным комбинатом, стройка СЭВ была. И влюблялся в Кеуле - это ж девятый класс, понимаете, как без этого? Нет теперь ничего этого, СССР нет, Кеуля нет, и людей, оставшихся на краю зоны подтопления - ничего этого больше нет для меня.
Как будто я уже умер.
Как будто человек умирает не сразу, когда-нибудь потом, когда настанет пора, а частями. Вначале умирают куски твоей жизни, то, что ты любил, делал, что волновало, и было для тебя красивым.
Фотки честно стырены с сайта ВСП.РУ
